Я выпрямился и посмотрел на часы. Половина шестого.
Из глаз потекли слезы, и я зашипел сквозь стиснутые зубы, придавая костяшкам нужный битый и ломаный вид. Затем прошелся по комнате, репетируя упругую походку уличного забияки, а только избавился от последних остатков утонченности итальянского художника, как щелкнул замок входной двери.
– Здесь мы даже развернуться не сможем! И не съехать никуда, мало ли кто на броневик наткнется? – возразил крепыш и, как мне показалось, без особых усилий перекусил одно из звеньев. Цепь с лязгом упала на дорогу, и под скрип петель мы распахнули створки, освобождая проезд.
Сам я курсировал по клубу и время от времени выдвигался на задний двор, а потом Виктор Долин привез Ольгу, пришлось присматривать еще и за ней.
– А если предложить ему отступные? – заикнулся было поэт.
– Какого дьявола здесь происходит?! – не выдержал тогда Альберт.