– Ну, ты и впрямь не лиска, а дух неприкаянный, – Ириней откуда-то взялся, стоит, усмехается, – бродишь тут, когда девкам положено самый сладкий сон видеть.
– Не пытайся противиться. Не сможешь, – негромко и повелительно сказала волхва. – Ты еще не была с мужчиной? – теперь, казалось, в ее голосе скользнула доброжелательность.
– И шрам у тебя на руке, как у всех кириярских кметей, от клятвы князю след, – она показала на шрам на его предплечье, который был теперь хорошо виден, – а бусину в волосах вот так, как у тебя, у нас не простые кмети носят, а те, кто сами дружину водят. У вас не так? И еще у нас на Перуновы дни у святилища не купцы дерутся, так что вряд ли у какого купца такая бляха найдется, – она показала на его пояс. – Хватит, Венко, прошу тебя. Я не стану тебя ни о чем спрашивать и байки твои не хочу слушать.
– Не знаю, как тебя, люба, а меня до сих пор пор дохлыми мышами еще не благодарили, – хмыкнул Венко.
Значит, еще не забыла она про ревность. Но хочет забыть.