– Немедленно открывайте! И в 22-й корпус передайте все координаты – пусть подключаются. Налет короткий, с четверть часа, потом отбой и сразу маскировка позиций, надо успеть до появления авиации. Передайте приказ по полкам – ни шагу назад! Выполняйте!
Гловацкий отдал телефонную трубку секретарю окружкома, и тот стоя выслушивал что-то неприятное, побледнел самую малость, просто как чисто кадровый военный постоянно твердил – «есть», «выполним», «сегодня же», «сделаем». Но человек дельный, просто в той реальности либо прошляпили, либо толком не использовали при обороне Пскова всю мощь партии.
Свирепый выкрик сержанта не успел отразиться от бетонных стен, как оба Максима запели свою смертельную песню. Запах сгоревшего пороха ударил в ноздри, но Власьев не обращал на это внимания, рыча от радости свирепым волком, что дорвался наконец до свежего парного мяса.
– Тебе врага отсюда очень хорошо видно, длинной очередью порежешь и положишь. Так, лейтенант?
С диким завывающим ревом к земле устремился первый «Юнкерс‑87», от самолета отделились черные капельки бомб и полетели вниз. Самолет, избавившись от смертоносного груза, медленно пополз вверх, в небеса. А оттуда с устрашающим ревом падал другой пикировщик…
– Там! Они просто разбомбят, пусть не сразу, за несколько налетов, но уничтожат наши гаубицы и танки, не дадут нам стрелять и контратаковать. Вот и весь ответ. Истребительного прикрытия нет и уже не будет. Зенитной артиллерии мало, я не смогу ей прикрыть четыре гаубичных полка. В Пскове всего два дивизиона среднекалиберных зениток, едва хватает на городскую ПВО. Если не усилить зенитными орудиями, причем теми, без которых сам Ленинград может спокойно обойтись, мы укрепрайон не удержим на какое-то продолжительное время. Но если прикрытие будет, доставлены сюда еще инженерные средства для заграждений и пополнение – ворота на Ленинград будут закрыты. Укрепрайон тогда можно только обойти, но и в окружении мы будем драться. Два месяца, в худшем случае один, но этого хватит для завершения строительства Лужского рубежа.