– Перевязывайте, не барышня, не сомлею, – коротко бросил Гловацкий и спокойно уселся на труп башнера из броневика. Небрежно показал рукою на двух других диверсантов, лежащих в пыли.
– Не служил тогда, молод был, – в голосе прорезалось нечто похожее на юмор. – Теперь буду учитывать. Отправим без промедлений, но не успеем обмундировать. Вам придется решать проблему с военной формой на месте.
– Здравия желаю, товарищ член Военного Совета!
В данных аксиомах за эти пять дней «двинского сидения» Манштейн убедился окончательно, они правильны. Все это время красные пытались отбить Двинск, вначале силами собственных парашютистов, бросив десять тысяч отчаянных солдат на танковую и моторизованную дивизии, которые с легкостью отбили атаки, к тому же не поддержанные артиллерией, которой по штатам у десантников просто не имелось. И лишь потом подошли русские механизированные дивизии, все повторилось – легкобронированные машины красных горели десятками, но раз за разом их продолжали бросать в атаки с немыслимой по немецким меркам, чудовищной и абсолютно не нужной расточительностью, пока большевики полностью не выдохлись в бесплодном натиске, потеряв почти сотню танков.
Пусть учатся, только двойки им ставит умелый враг, и цена ошибок – батальоны солдат и десятки наших танков. И за такое наказывать жестоко надо, так чтобы неповадно другим было, чтоб ежеминутно чувствовали, что все огрехи замечены будут. И в то же время своей головой думали, на приказ сверху не ссылались, собственную инициативу сами проявляли, рассудочно и умело. За последнее только похвала – победителей не судят!
– Я тоже порицал командование, – глухо произнес Манштейн и сильно побледнел. Гловацкий выгнул бровь, немец молчал, только дергалась щека в нервном тике.