– Давай вперед, – скомандовав, полковник Раус запрыгнул в раскрытую заднюю дверь бронетранспортера, и тот, лязгая гусеницами, пополз вперед. Вокруг все было задымлено, гремели взрывы снарядов, мин и гранат, велась суматошная стрельба. В таком аду сам черт не разберется, и такую крепкую оборону у русских немцы еще не встречали.
Гловацкий пододвинул поближе стакан горячего чая, помешал сахар ложечкой. Как ни странно, но впервые за эти дни он сейчас думал не о войне. Маршал Ворошилов с командованием фронта отбыли на станцию Дно, отдав ему много ЦУ, и он вздохнул с нескрываемым облегчением, избавившись от чудовищной ответственности за их жизни. Итак, пока на линии укреплений по реке Великой их сопровождал, извелся весь, поминутно разглядывая небо. Потом, когда маршал отправился смотреть Ново-Псковский УР, оставив их с генералом Ватутиным в штабе, сильно там психовал, стараясь не показывать своего крайнего беспокойства за жизнь Климента Ефремовича – пуля ведь дура, да и снаряд такой же!
Ватутин говорил негромко и медленно, веско, и Гловацкому стало не по себе. Такой выволочки, причем абсолютно правильной, он никогда еще не получал, что в той, что в этой жизни. Слова просто кнутом хлестали – до него только сейчас дошло, что даже если старик сетту не ошибся, то пуля-дура этого знать не может по определению – от пулеметной очереди в упор ни один счастливчик не уцелеет. Такая излишняя самоуверенность очень дорого может обойтись не только ему – в конце концов, он сам знал собственный исход, – а тем многим тысячам красноармейцев, что сейчас насмерть стояли на дальних подступах к Ленинграду. Оправдываться бесполезно, он сейчас чувствовал себя насквозь виновным, но попытаться объяснить все же можно, потому что нет другого выхода.
– Рига вчера оставлена, сегодня Резекне, мехкорпус Лелюшенко разбит. Это катастрофа…
После второй командировки стал пить и запросился на «выход». И как ни странно, но офицер с его боевым опытом, но неуживчивым характером потребовался для проведения занятий по тактико-специальной подготовке в институте МВД, что как грибы после дождя появились по всей стране. Одно это обстоятельство, на фоне стремительного сокращения вооруженных сил и военных училищ, говорило о том, каким государством становится Россия. И он словно обрел крылья, насколько интересно ему было вести занятия и готовить курсантов к новой войне, что должна была привести к ликвидации опасного очага терроризма, получившего передышку. И делал это на совесть, но начальству резкие высказывания по поводу коррупции и лизоблюдства не нравились, и строптивого майора Гловацкого «сплавили» в ОМОН, где он снова получил под командование роту. За год успел подготовить бойцов, с ними и отправился на вторую Чечню. Потерь «двухсотыми» не понесли, зато сам стал «трехсотым», получив сильнейшую контузию и ранение, тоже серьезное, от которых был списан на инвалидность.
– Да я не пьющий, – пожал плечами Гловацкий и пошутил на свою голову: – О такой красивой жене всю жизнь мечтал.