И вновь потянулись дни вязкие, как кисель. Холодные трапезы в огромном зале, отчужденность родственников и прислуги, прогулки на кладбище. От одиночества или еще по какой причине я начала беседовать с покойным мужем. При жизни планы и проекты с ним не обсуждала, а тут гляди — уже и жестикулирую, отстаивая собственную правоту.
— А… Зачем это все? — сипло спросил шеф, когда откашлялся.
— Нет. — язвительно парировал он. — В один не самый прекрасный день я выслеживал бомбиста в императорском поезде.
— Федор Андреевич, Вам будет не до меня в субботу. У Вас появятся совершенно иные заботы.
— Простите мне мою нескромность, а как же Ваша семья? — он какой-то слишком настойчивый.
Полагаю, до Высочайших новостей меня не навестят. Еще по здравом размышлении, писем Фролушке я пока решила не отправлять.