Он кивнул молча, ссутулился на лавке. Хлесса моя к служке привыкла так, что подошла, голову ему на колени положила, чтобы за ухом погладил. Он почесал рассеянно, словно пса домашнего, даже не посмотрев на клыки. Тоже привык уже… И как-то грустно мне стало от этого.
Народ захохотал, скоморох даже согнулся от смеха, хлопая себя по коленкам. Монастырская подхватила свои пожитки и тихонько сбежала, пока ее не хватились. Я перевела дух, но радоваться не спешила: видела, что желтизна из глаз не пропала, лишь потухла слегка от людского смеха.
– В дом никого из посторонних не пускай, – велела коргорушу, – только отводи осторожно, да не в лес, а к поместью. А ежели кто дорожку найдет, тайники мои береги, понял?
– Как же нечего? Пока мы заживо в Обители горели, ты по девкам шлялся! – зло выкрикнула тень наставника. Люди ахнули, отпрянули.
Он посмотрел с подозрением – думал, насмехаюсь, но потом успокоился и тоже улыбнулся.
– Мимо не проходи, – засмеялась одна из них, черноглазая, молодая и бойкая. – Загляни в кибитку, всю правду о себе узнаешь! Что ждет, какие дорожки пройти придется!