– Давно тебе язык во рту лишним стал? Могу и вырвать, – отвечаю ему. Тенька рыкнула из-под лавки, так служитель даже не обернулся.
А служителю мешочек с монетами протянула – поболее того, что он мне сулил, когда купить пытался.
Ливень стих, и тучки, мною притянутые, расползлись лениво в разные стороны, обнажили круглолицую луну. Она глянула сверху ласково, рассыпала в воздухе серебряную пыльцу. Мы снова рассмеялись, не в силах отвести друг от друга глаз, и разом вспыхнули травяные и озерные светлячки, зажглись множеством крошечных звездочек, зелеными огоньками расцветили заводь и камыш, то угасая, то снова вспыхивая.
Запихнула кухарку в чулан, усадила на бочку пустую. Подула на ее ладонь, погладила, забормотала, боль заговаривая.
– Не такая! – закричала я, сжимая кулаки. – Я никому зла не делаю!
– Молчи, – приказала ей. Лба коснулась, она и сомлела. Лишь глазами хлопала да улыбалась. Плохо только, что все по-дурному я делала, второпях, боль без откупа тянула. А это значит, что все на меня перешло. Сбросить некуда. Не оставлять же первому, кто войдет! Вот и пришлось себе забрать. У кухарки ожог сошел, а у меня появился, да я зубы сцепила. Теперь главное до своего лесного домика дотерпеть, там скину как положено, заговорю.