— Я просто переживаю, что вы снова сойдетесь. Но вряд ли это случится сегодня, да? — ее лицо озаряет лукавая улыбка. — Так что скажи мне, Фила, ко мне поедем или к тебе?
А вот то, что после ухода Яны всю ночь бегал — так это чистой воды эксперимент был. Важный эксперимент, позволивший хоть как-то прощупать логику… хотел сказать «игрового», нет, просто мира, но мира с моим новым его видением. А как иначе? Я что-то не вижу перед собой никаких мануалов и гайдов.
Система подсказывает, что ей двадцать девять, она разведена, и у нее есть восьмилетняя дочь. С Маринкиной юной свежестью ей не сравниться, но она на полголовы выше, ухожена, знает себе цену и в ночном, освещенном тусклым светильником полумраке, ничем студентке не уступает. Разве что, в ее поблескивающих глазах бегают чертенята.
Он снова не заикается, уже успокоился? Ну, сейчас снова забеспокоится.
Стол, куда мы все усядемся ужинать, стоит у старенького потертого и продавленного дивана, того самого, на котором пару месяцев назад сидела Яна — мы отмечали мамин день рождения. Яна тогда с самого утра помогала маме с Кирой, они убирались, мыли, готовили, пока я отсыпался после рейда. Кажется, это был последний раз, когда мы с Яной были у родителей вместе, и именно такой я хочу ее запомнить, ведь хорошего было намного больше.
Сажусь к бате поближе, открываю социальную сеть, ввожу в поиск имя, фамилию и вижу несколько сотен девушек и женщин с именем Оксана и Ксения Воронцова. Добавляю фильтры: возраст, страна, город. Остается лишь шесть. Две без фотографии, с одной из оставшихся четырех надменно, как это умеют делать только девочки-подростки, сложив губы уточкой, смотрит пропавшая Оксана.