Когда же мужик растерялся, я и предложил продать мне пару-тройку десятин "вон того пустыря за околицей". Староста несколько удивился моей непритязательности, но не сказал "нет" — и уже двадцать девятого в волостной управе (находящейся в том же доме, вместе с полицейским отделением и почтой) была составлена купчая, в которой русским по белому было записано, что "урожденному дворянину Волкову Александру Владимирову, приговором общего схода и Ерзовского волостного правления, в слободе Пичуге, она же Ерзовка, продано в усадьбу из удобных земель две десятины и шесть сотен саженей, в окончании Улицы Сухонькой", план надела прилагался. "В усадьбу" — это означало, что участок этот становился частью слободы и изымался из "податных" общинных земель, так что общине от такой продажи даже мелкая выгода получалась, ну а я получал право делать на этой земле что хочу. Там еще отмечалось, что "к сему дополнительно в собственность продано земель неудобных одна десятина и четыреста саженей" — что переводило мой пруд из явления непонятной принадлежности во вполне понятный кусок моей собственности. И за все это счастье я должен был уплатить в срок до первого июня восемьдесят семь рублей. Сорок я уплатил сразу — поднакопилось, а остальное — заплатил через неделю. А вдруг они передумают? — а тут уже все, денежки уплочены, сделка закрыта.