Меня, откровенно говоря, дом Дмитрия не устраивал. То есть жить-то в нем вроде и можно, но уж больно неуютно. И — холодно, точнее — сыро и зябко: глиняный пол что ли эту зябкость обеспечивал?
Когда я выходил из кабинета, спиной я буквально физиологически ощущал взгляды оставшихся там агрономов и финансистов. Не удержался, у двери обернулся. Агрономы смотрели на меня с какой-то грустью — видимо, не разделяя мою уверенность в победе над стихией. Ну что же, я ее тоже не разделял — но у меня была волшебная палочка-выручалочка. Большая — метр восемьдесят два ростом.
Сельское хозяйство в Уругвае было. И кормило исправно все девятьсот тысяч населения, из которого больше восьмисот как раз кормильцами и были: крестьяне, однако. Но так как природа крестьян баловала, то и они не утруждались, поэтому приобрести тут хотя бы пару тысяч тонн пшеницы — чтобы не пустым обратно плыть — было практически невозможно. И уж тем более — весной. И это было очень досадно.
— Поверь мне, милочка, мужчины — они все такие несообразительные. Пока их носом не ткнешь — они так ничего и не поймут, придется все разжевывать, как дитятку неразумному…
Слава Серов срочно готовился к выпуску полутораста тяжелых мотоциклов с коляской — с бронированной коляской. Срочно — потому что для них пришлось делать фактически заново моторы: сейчас вся техника "средней мощности" переводилась на стандартные цилиндры размерностью 84х110. Работы было много, но и мотоцикл с мотором в двадцать две силы должен был получиться удачным. По крайней мере я надеялся, что к такому мотоциклу на коляску можно будет и "Максим" установить: от пулеметных мотоциклов Артуправление отказалось лишь потому, что "Гочкисс" не вписывался в новую российскую систему вооружений, а на старом мотоцикле "русский" пулемет просто не помещался.