Мариша вынула блокнот, щелкнула авторучкой и принялась записывать, деловито нахмурив бровки. Я знал: она способна запомнить наизусть несколько страниц текста. Записи – конечно, на публику. Для кого именно? Пожалуй, для нескольких: три учительницы аж подались к Марине, горя желанием помочь.
– Как думаешь, – спросила Марина, – до чего надо довести ребенка, чтобы он рискнул жизнью и поджег весь дом, лишь бы сбежать?
Не нравилась мне эта мысль. Не хотелось ее думать… Мариша – живая, веселая, с круглыми щечками, искристыми глазами, морщинками на переносице… Я ведь перестал с нею видеться именно тогда, когда названная мысль посетила меня впервые.
– То есть покойный закрылся изнутри и покончил с собой, так?.. Или есть варианты?
– Я, вроде, еще не заказал… – ворчу я и отпираю. Зачем, интересно? Совсем одурел от усталости?..
– Хо-ро-шо, – Дим чмокает губами и поднимается. – Да, кстати, гладиолусы ваши?