Оно и понятно, показания, которые даны под чарами, довольно легко оспорить в суде — мало ли что вампир внушил свидетелю сказать. Другое дело, если свидетель дал предварительное согласие.
Льюр внезапно открыл глаза. Были они мутные, и мне кажется, он не сразу понял, где находится, что с ним, и кто я такая. Впрочем, взгляд очень быстро обрел сосредоточенность и остановился на моих ушах.
А потом я вдруг кинжалом у него с шеи медальон срезал, он у него на шнурке висел. Случайно срезал, я хотел его опять в плечо левое уколоть, а он повернулся и отпрянул и я кинжалом за шнурок зацепил. И тут он упал вдруг на землю сразу. Я думал, что это он хитрит так, чтобы меня обмануть. Но он не хитрил, он мертвым стал вдруг. Странно очень получилось: только что живой был совсем, ругался и кинжалом махал, а теперь мертвый, кинжал уронил и молчит. Я растерялся даже, и что делать не знал дальше, но тут Квентин подбежал. Над кошаком склонился, шею ему пощупал, перевернул немного, на стрелу свою посмотрел, хмыкнул и выпрямился.
И я снова рассказывать стал, как за кошаком гнался, как ему на спину прыгнул, как мы дрались и как он мертвый упал потом.
— С опроса свидетелей, разумеется, — ответил я. — Таковые имеются?
— Квентин и Эрик уехали по новому делу, которое нам лейтенант поручил, — сообщила Вэнди. — К писателю Амаранту, у которого телефон разбился.