Генерал орал на него минут десять, весь отдел сбежался на это посмотреть. Женщины сочувствовали пунцовому от переполнявших его чувств Кольке, мужчины хмыкали, глядя на ревущего матерные тирады генерала, уважительно качая головами во время наиболее крученых извивов. Ровнин же внимательно досмотрел всю сцену до конца, не выражая никаких эмоций, после чего ушел в свой кабинет.
– Нет, нет, нет – Малетто сделал два шага назад – Надо говорить: «Нас больше не будет».
– Идет кто-то – сообщила Кольке Вика, стоящая у окна с кружкой чая и печально смотрящая в серое небо – Колоритный какой. Не иначе, как к Ровнину гость, к нему кто только ни ходит.
Правда, в его родном Саранске по ночам было еще и тихо, а Москва никогда не спала, но и это было Кольке по душе.
– Я не спрашиваю тебя – хочешь ты разговаривать, или нет – голос говорившего был безынтонационен – Ты сейчас пойдешь со мной и ответишь на все вопросы того, кто будет с тобой говорить. А твои просьбы для меня вообще пустой звук.
И впрямь – на станции царила тишина, которую вдруг прорезал сонный голос.