— Не испытываю желания идти по обычной женской стезе.
Вторую порцию я не допил, и он такие вещи улавливал не хуже придворных. Вздохнул и, не предлагая, налил только себе.
Все это обнаружилось уже позже, после смерти обоих. Вытаскивать на всеобщее обозрение она не стала, пусть и нечестно скрывать подробности, но это семейные дела и публичность не требуется. Докопаются когда-нибудь или нет, но не с ее слов. Нашла же она про любовницу Лейлу и фрейлину Черкасскую, но тоже не предала гласности. Свидетели имелись, и копать особо не пришлось. Потому упомянула вскользь — молодой и погуливал, как практически каждый мужчина, — не называя имен. Если дед не хотел, чтобы о том знали все подряд, так тому и быть. Кстати, с теми непризнанными родственниками познакомилась, как бы случайно, не выказывая интереса. Вполне достойные люди оказались. Без особых взлетов, но уверенно стоящие на ногах.
Все чиновники, все пасторы окрестных приходов, все обыватели мужского пола старше пятнадцати лет, независимо немецкого или литовского происхождения, должны принести присягу. Ответ мне известен, но любопытно его отношение.
— Всегда помнить, сколько плохого и хорошего совершил, и не от души творить, а потому что важно. И ведь государственная должность заставляет принимать решения неоднозначные. Этому поможешь, того обидишь. Нам руку протянул, православные возмущены. И что важнее, где выгода больше?
«Стройные корпуса кораблей, увенчанные пирамидой белоснежных парусов, содрогнулись, окутавшись пороховым дымом. Десятки ядер понеслись в сторону города. Контр-адмирал Эльфинстон внимательно наблюдал в подзорную трубу за начавшимися пожарами. Его заставляла страдать мысль о высадке и возможности одним ударом покончить с затянувшейся войной. Еще залп, и он, покачав головой, отвернулся, готовый отдать приказ прекратить огонь и следовать дальше. Высочайшее повеление лишало уже ясно видимой победы».