Свесившаяся с подлокотника кресла рука рассеянно двигалась вверх-вниз, словно поглаживая по голове преданного пса. Золотой перстень казался слишком тяжелым для тонких пальцев; он даже не давал толком их сомкнуть, вынуждая слегка отставлять обремененный им безымянный.
– Мы уже перекусили, – пояснила я, выскребая из снега и небрежно раскручивая на когте широкий ошейник с шипами. – Подвернулся тут один...
– Откуда? Схватил первый же попавшийся след, лишь бы поскорее оттуда смыться. – Колдун перепрыгнул через провал на месте пяти верхних ступенек и начал спускаться во двор.
– Что? – хмуро поинтересовалась я с порога. Рест открыл по первому же стуку, как будто караулил в сенях. Да нет, точно караулил – скрипа внутренней двери я не слышала.
– К-к-как рук-к-кой с-с-сняло, д-д-деточка... – на диво звучно лязгая немногочисленными зубами, подтвердила бабка и, безнадежно оглядевшись по сторонам, тоненько и тоскливо провыла: – Свят, свят, изы-ы-ыди!
– Объясни это моему клинку. Он, кажется, считает упырями всех, кто пьет кровь, – не важно, клыками ее пускают или ритуальным ножом.