Встав со своего места возле двери, он подошел к окну, дождался Сердюка и показал мускулистой рукой наружу.
– Голову, голову отрубите. У нас это называют последней услугой. И самурай, которого об этом просят, не может отказать, не покрыв себя позором.
Мне вдруг пришло в голову, что с начала времен я просто лежу на берегу Урала и вижу сменяющие друг друга сны, опять и опять просыпаясь здесь же. Но если это действительно так, подумал я, то на что я тратил свою жизнь? Литература, искусство – все это были суетливые мошки, летавшие над последней во вселенной охапкой сена. Кто, подумал я, кто прочтет описание моих снов? Я поглядел на гладь Урала, уходящую со всех сторон в бесконечность. Ручка, блокнот и все те, кто мог читать оставленные на бумаге знаки, были сейчас просто разноцветными искрами и огнями, которые появлялись, исчезали и появлялись вновь. Неужели, подумал я, я так и засну опять на этом берегу?
Военный у стены крякнул и со значением посмотрел на Тимура Тимуровича.
– Простите, если я сказал что-то не то, – сказал Сердюк. – Я просто пьян.
– Истребитель вертикального взлета и посадки «Харриер», – сказал Шварценеггер, – модель «А-4».