Оставшуюся дорогу мы молчали, тем более что профессору хватало новых впечатлений – редкое умение радоваться новому. А сразу пять крупных дирижаблей на привязи он еще не видел.
– У тебя имя есть, рыжая? А то как-то неудобно общаться. – Я сунулся к пульту, несколько секунд соображал, что там написано жутко корявым почерком, и перещелкнул тумблер. Потом врубил стабилизатор напряжения, и только после этого включил телик. Ну да, сейчас не конец двадцатого и уж тем более не начало двадцать первого века. Вся электроника строго через стабилизаторы подключается, иначе свободно может сгореть от прыжка напряжения.
– Тогда живи с удовольствием. Оплата в конце месяца, после получки. Могу принимать плату раз в квартал, подумай. Парней можешь водить, но после одиннадцати сильно не шуметь. Не забывай, тут три соседние квартиры. Машина есть?
– Да, очень! – честно ответила девушка, проходя и осматриваясь. – Очень нравится.
Худощавая черноволосая женщина лежала на каких-то в далеком прошлом блестящих вещах, около кострища, в котором, судя по всему, сжигались куски старой храмовой мебели. Сказать, сколько ей лет, было очень затруднительно, лицо нашей клиентки покрывали грязь и копоть, то же самое было с ее одеждой.
– Тогда мне надо подумать. – Я почесал затылок. Поглядел на светлое небо белой соловецкой ночи и потом глянул на часы. Скоро утро. – Давайте так, я составлю договор и принесу его вам. Если согласитесь, мы его заключим и я вас «заякорю». После чего вы будете относительно свободны в перемещениях. Но сразу скажу – я включу множество ограничений. Мне совершенно не нужны проблемы с инквизицией или со священнослужителями.