— Понятно, конечно понятно, большевики постарались все скрыть!
— Как желаете, — подозрительно легко согласился местный решала. — Ежели что, милости просим, — добавил он, уже перенацеливаясь на пожилого крестьянина с огромным узлом за спиной.
— Очевидно, Бессонову с друзьями повезло, но я успел бегло просмотреть лишь пару страниц ближе к концу.
Спал неспокойно, уж слишком светло тут ночью, вдобавок из-за перепадов погоды или близости болота миллиарды комаров, разнообразных по калибру, но совершенно одинаковых по характеру, опустились на меня плотной густой массой. Мелкая кусачая сволочь залезала в мельчайшие щели одежды, набивалась в складки накомарника и миллионами противных голосов жужжала над лицом. А еще все время чудился лай собак да крики петухов. Вроде прислушаешься — ничего, только чуть поскрипывают сосны, плещутся рыбы в реке, да шебуршится в лесной подстилке мелкая живность, мыши там, ежики всякие, а может, и кто покрупнее, все равно подвешенный на суку рюкзак им не достать. Но стоит заснуть, и в фантасмагорическом калейдоскопе сознания пускаются друг за другом вскачь свет прожектора на воде, псовая травля, сражение с вохровцами и бешеная гребля под бодрое кукареку голосистых птиц.
Повели куда-то тихими длинными коридорами, удивительно чистыми и застеленными половиками. Вверх, вниз, решетка, часовой, двери, вправо, переход, решетка, влево, не иначе, строители взяли у правительства подряд на развитие географического кретинизма в среде заключенных. Наконец передо мною открылась перспектива очень длинного многоярусного зала, такого высокого, что его потолок терялся в сумраке. По правой стороне шли окна с затемненными стеклами, по левой тянулся бесконечный ряд окованных железом дверей; картина с незначительными вариациями повторялась на каждом из пяти этажей, которые, в свою очередь, соединялись узкими железными лестницами-галереями.