Трофейные припасы для сохранения правдоподобия пришлось раздраконить не более чем на треть. Взял пару полукилограммовых банок «Петропавловские консервы. Мясо тушеное. 1916», если не отравились местные, сгодится и мне, пакет макарон, пшенки, чай, яиц, круг колбасы, почти все сало и две булки хлеба. Из предметов материальной культуры раннего социализма самой ценной находкой оказался бинокль в видавшем виды кожаном кейсе. Кроме него захватил байковое одеяло, подошедшие по размеру сапоги, кусок брезента, крохотную подарочную фляжку со спиртом, а также хороший медный котелок, судя по всему запасной. Как раз получилось забить доверху рюкзачок.
— Нет, Лешенька, — покачал головой старый чех. — Летом у меня был шанс пристроиться где-то на пересылке до холодов. А сейчас этапом, с моими больными легкими, да еще на Соловки… гарантированное убийство. Подлое, знаешь ли, не хотят своими руками дуло нагана в седой затылок толкать. Для этого у них, — он особым тоном выделил это слово, — припасены в достатке мороз, голод и шпана.
— Правильно прижали! Так вам и надо! Люди от голода умирают, а вы свою скотину хлебом по твердым ценам кормили!
— Как относитесь к советской власти? Что значит никак?!
— Тут с ней запросто, — зло процедил Курилко, пряча украшение. — В карцер? Нет, там, и правда, сдохнешь к утру без толку. О! — он черкнул стеком вниз по животу жертвы. — Да ты, милая, никак к побегу готовишься? Произвести личный досмотр!