Его прервали трое огромных черноголовых илишту, которые в тот момент, когда мы подошли к лифту, как раз из него выходили. Уже знакомый Шеран Адива и двое других, не менее высоких и, как мне показалось, суперопасных, выходивших сразу за ним и о чем-то тихо разговаривавших.
Он заметил меня, но ни взглядом, ни движением не обозначил этого. Спокойно, с бесстрастной миной на лице сунул уже пустой поднос в утилизатор и прошел мимо. Харай с Диреном облегченно выдохнули, но стоило им, провожая взглядом спину Тария, увидеть меня, каждого из них затопил страх, причем Харай, потиравший сломанную руку, струхнул основательно.
– Наставник, вы так сказали, будто вас ожидает тюремное заключение – не меньше!
Так больно, а вокруг только безумные вспышки, несущие смерть. Я потерялась в них, всюду, куда хватало взгляда, – холодные ненавидящие глаза. Сначала умоляюще шептала, потом кричала, а после отчаянно жаловалась папе, что меня никто не любит, не жалеет, как он, и больше никто не захочет обнять и назвать своей малышкой.
Как завороженная я посмотрела вниз на выпуклый лоб и темечко Бианы, на словно полированную черную кожу головы; отметила, что торчащие крупные уши немного просвечиваются на свету, чуть красноватым тоном обрисовывая раковинку уха изнутри. Такие забавные уши!
– Я согласен на тройной оклад, – отметив удовлетворение на их лицах, решительно припечатала, чтобы не передумать, – уж очень эсары давили на психику своими габаритами. – И вы, эсар Дина, дадите слово защитить меня… если что…