Хрустальная радость дзынькнула и разбилась.
– Лицо покажи, – тихо сказал он. Прижал платок к моей губе, останавливая кровь, потом свернул ткань, вытирая мне слезы.
– Будь по-вашему. Но граф, вы же понимаете, что все риски…
Та кивнула и растворилась среди послушниц. Странная она. Говорят, родовитая до невозможности – а по виду и не скажешь. Вечно ссутулившаяся, тихая, лица не показывает, только глаза горят из-за вуали фанатичным блеском истово верующей.
Я почувствовала, что мне не хватает воздуха. Поцелуй все длился, и длился, и длился… Страстный, горячий, жадный. В ушах шумело, перед глазами плавали разноцветные круги.
Да и мать наверняка надает мне плюх уже за то, что я задержалась, так пусть хоть не зря. Воровато оглянувшись, не видно ли меня с кухни, аккуратно поставила дрова у стены – так, чтобы было удобно сразу схватить их. Поймать мешочек, запихнуть его за пазуху, схватить дрова – и бежать, пока старшие не отняли драгоценные сладости.