Я услыхал злобное шипение Клауса-Марии и гаркнул на своих. Не подействовало. Особенно выделялся, как обычно, Раздва-кряк, выкативший зенки на молодую даму совершенно монументальных форм, настолько монументальных, что бедолага Кряк едва ли дотянулся бы ей и до плеча. И вопил он ей в ответ какой-то бред вроде «Пусечка! Лапочка! Милая!» и так далее.
Лагерь за моей спиной уже пробудился. Крики, голоса, эфир забит разнообразной руганью, как правило, на немецком. Бегут десантники, кто-то отдаёт команды; а беглецы уже рассеиваются, но они слабы, измучены, а большинство преследователей свежо; и я уже начинаю горько раскаиваться в содеянном, когда внезапно откуда-то из предутренней мглы нас встречает режущая пулемётная очередь.
– Командир, держись! – крикнул мне Мумба, когда ребят уводили. Остальные тотчас подхватили на разные голоса: держись, командир! Держись, штабс-ефрейтор!..
К сожалению, никто из моих ребят не мог подтвердить мои слова о «матках». И, наверное, мне не миновать бы длительных и изнурительных психиатрических экспертиз – если бы не сведения с орбиты. Контролёры движения челноков засекли-таки взлёт «маток». Засекли радарами, но не больше. А потом они внезапно с радаров исчезли, и срочно посланные на разведку корабли вернулись ни с чем. И тогда – честь и хвала командованию флота! – они сочли за лучшее принять к исполнению самый бредовый из всех возможных вариантов. Вариант из серии – а что, если кирпич из самолёта выбросить, то целый город взорвётся?
Я сглотнул. Пожалуй, легче было бы выдержать настоящую лемурью атаку.
– Сбрасывай! Не мешкай! Сейчас трупоеды подойдут... – не совсем понятно закончил он.