– Ну давай, Щепотнев, не стой, садись напротив меня, – сказал Иоанн Васильевич. – Ты меня все время удивляешь, наверняка и сейчас что-то поновее скажешь?
– Так, дяденька, скинул я их там, у колодца два куста каких-то, в темноте не видно было, я под них и бросил.
– Понимаешь, – наконец сказал Семен, – мы тоже спрашивали, а учитель нам сказал, что это просто одежда, чтобы лекаря издалека было видно. Но сейчас для нас главное, что халат белый и на нем грязь вся видна, а лекарь должен в чистоте себя держать, так что сразу будет видно, кому из нас трубочистом быть суждено. Халат этот на десять дней дается, и пока к порядку не приучимся, через десять дней, у кого халат самый грязный, будет его сам стирать, а остальные прачкам унесут. Притом мы должны будем сами выбрать, чей халат самый грязный.
Так, а сейчас проверим, знаешь ли ты действительно все.
– Совершенно верно, епископ, и, насколько я знаю, ничем не уступает древности вашего рода, – с ехидством ответил иезуит.
Мальчишка искоса глянул на Никиту, его лицо стало пунцовым, и он, угрюмо буркнув: «Идем», – молча шагнул в двери.