– Как же будет хорошо, ты бы себя видел: в гроб краше кладут. Ой, Сережа, что же теперь будет?
Я вышел и сообщил воеводе, что Ходкевич его ждет, и заодно спросил, как прошли его сегодняшние мытарства в Кремле.
Больному уже был начат наркоз, в его правом предплечье торчала большая грубая игла, к которой была подсоединена трубка капельницы. На штативе висела двухлитровая бутылка с физраствором. На другой руке была манжетка для измерения артериального давления. Операционное поле было отграничено и обработано.
– А вот я бы задумался. Следующим летом у тебя медь пойдет из Корелы, да Олонецкий уклад – наилучшее железо для пищалей, сам Господь Бог тебе благоволит, чтобы ты на землице своей пушечный завод поставил. Серебра у тебя теперь для этого дела хватает, и казна должна помощь оказать – ведь для царского войска пищали ковать да пушки будешь лить, – он засмеялся, – и не надо будет самолично у главы Пушечного приказу два пуда бронзы для своих дел покупать.
– Дядька Ерема, не обзывайся, мой отец из кряшан недавних, и сам я в Господа нашего верую. – И он перекрестился.
Образцы пронумерованы, стояли даты их обработки. В лабораторном журнале на латыни каллиграфическим почерком были записаны условия проведения опытов. Я, просмотрев образцы, выбрал самые удачные с моей точки зрения, затем начал объяснять Аренту, что нужно сделать из оставшегося материала. По мере моих объяснений глаза аптекаря загорались фанатичным блеском, которым уже горели глаза моего «Кулибина» – Кузьмы.