Как принято, я пробыл на службе до трех часов и поехал домой.
– Слушай, Семен Данилович, не в службу, а в дружбу, оскуднел я нынче бронзой, мне бы пуда два надо прикупить, ключник все места заветные уже оббегал – так на сей момент казна все скупила. Мы у тебя в приказе возьмем, а чтобы никто слова не говорил, бумагу составим, что я через полгода, допустим, вдвойне той же бронзой верну али сразу серебром, как пожелаешь.
– Складно-складно говоришь, Сергий, вижу, думал ты над этим. Хотя никто не заставлял. Сам я про все это размышлял, но только как ни начнешь – все что-нибудь не так поворачивается. Нет помощников у меня! Видишь сам: только приближу кого – как змеи шкуру меняют.
Антоний без слов взял у меня листы бумаги и уставился в них, близоруко сощурившись.
– О чем, государь? – в ответ переспросил я.
И с этими словами сунул мне под нос четырехконечный крест. Я разглядывал его под неярким светом факела и даже вспотел, мне не видно было ничего, что могло бы заинтересовать Кошкарова. Я продолжал смотреть на крестик – да нет там ничего, на мой взгляд, странного. Ну ладно, раз спросил, наверняка здесь что-то не так.