Я спускалась в столовую, негодуя и все еще бунтуя в душе. Чтобы я могла ему верить, следовало объяснить состав напитка, а не поить им. И хоть бы стакан тот оставил, дав возможность определить, что за напиток мне был дан, но нет — забрал. А раз забрал, значит, не все с ним было чисто. И упрекать меня в излишней подозрительности не стоило. Я имела полное право на возмущение, недоверие и сомнение в профессорской чистосердечности.