- Иди за мной, - приказал господин Альмасио, когда экипаж остановился у парадного входа в его великолепный дом, миновав ворота и аллею, ведущую через сад. Я едва слышала его голос - из-за промокшего до нитки платья я очень замерзла, и у меня зуб на зуб не попадал, все происходящее казалось дурным сном. Под ноги мне натекла целая лужа воды, и внутреннее убранство экипажа серьезно пострадало из-за моего в нем присутствия, но Ремо словно не замечал этого. После нашего разговора у моря он потерял ко мне всякий интерес и не удостаивал даже косого взгляда до самого окончания поездки.
- Я рад слышать, что Годэ, наконец-то, обрела родственников, пекущихся о ее безопасности. Раньше ей в этом отношении чертовски не везло, - Энзо в своих ответах демонстрировал как мог миролюбие и любезность, но Като было не так-то просто обмануть - этот южанин не отличался кротостью нрава или хорошим воспитанием. - Я клянусь вам, почтенная госпожа, что не причиню вреда Гоэдиль. Мы с ней заключили договор, и я выполняю свою часть обязательств, появившись здесь.
- Орсо, отпустите меня, - я безуспешно пыталась освободиться. - Ваш отец не собирается обходиться со мной по-доброму, он относится ко мне точно так же, как и к прочим своим женщинам...
Весь оставшийся день я провела в постели, изображая слабость и страдание, в надежде, что свидетельства слуг о проявленных мной мнительности и малодушии будут пересказаны господину Ремо. Сундучок с шелком, оставленный Арной на столе, постоянно мозолил мне глаза - мучения мои не были уж столь притворными, от вида подарка господина Альмасио и впрямь становилось тошно. Лишь к вечеру, после того, как Арна, помогавшая мне вымыться перед сном, ушла, я набралась смелости и, встав с кровати, подняла крышку.
И тут я поняла, что дела мои плохи. Кажется, я и впрямь начинала влюбляться в господина Ремо.