– А что я говорил? Вам давно пора бы привыкнуть, господин, что Масахиро Сибата никогда ничего не выдумывает и не преуве…
В одном из казенных желтых зданий час спустя Фандорин встретился с теми, кто по долгу службы обязан был помочь ему в расследовании – исправником и уездным товарищем окружного прокурора.
Петербург же искрился другим электричеством – нервной, злой энергией, как Франция лет десять назад, когда страна разделилась надвое из-за дела Дрейфуса. Еще на подъезде к российской столице яростно переругались фандоринские соседи по столу в вагоне-ресторане. Мирный вначале разговор коснулся политики – и голоса стали взвинченными, потом в лицо полетела салфетка, ответом был вызов на дуэль. На Варшавском вокзале газетчики кричали о беспорядках в Прибалтике, и кто-то бросил в толпу пачку листовок, а полицейские кинулись ловить агитатора. Девятнадцатый век – век Парижских коммун и классовых войн – в Петербурге еще не закончился.
Эраст Петрович пребывал в ошеломлении лишь долю секунды, а затем распознал «громы» по особенному сухому, будто кашляющему оттенку. Это были мощные пистолет-карабины системы «маузер», и огонь из них вели по меньшей мере семеро стрелков.
Передний отсек был отведен для наводчика. За плотно запертой переборкой, тоже прозрачной, сидел человек в кепи, надетом козырьком назад, и возился с каким-то мудреным аппаратом – должно быть, прицелом. Нос лодки был опять-таки прозрачным.
– Захотите. Да вы не стесняйтесь, попробуйте меня з-застрелить. Мне быстрее показать, чем объяснять.