Уже тянулись краковские предместья – грязные, унылые домишки, лепившиеся к грязной, унылой улице. Одно из самых тоскливых зрелищ на свете – среднеевропейская зима в среднеевропейском городе. Обезображенный труп, выставленный напоказ и не прикрытый белой простыней.
– Часто, – проворчал Маса – слава богу, на обычном японском, без церемонностей. – Ладно, Буцу с вами. Развлекайтесь.
Тут сирена на время перестала орать и снова включилась секунд через десять. Дальше она так и работала: помолчит – включится, помолчит – включится. Поэтому говорить приходилось с паузами.
– Как? За что? – удивился Эраст Петрович.
Нет, это было не видение. На песке остались скользящие узкие следы.
На пятый день пути Эраст Петрович расстался с железной дорогой и почти сразу провалился вообще в доисторическую эпоху.