– Ну как же! Василия Шуйского. Он был ужасный интриган и хитрец, но малодушный и несимпатичный.
В-четвертых, после неудачной попытки ареста мне пришлось бегать, а потом несколько верст идти пешком по зимней слякоти, – вновь «оживил Голема» Фандорин. Я вспотел, и это отвратительно. Я испачкал свои белые гамаши, забрызгал чудесные светлые брюки и серое пальто.
– Ничего, он у меня не уйдет! Он спрятал свою лодку где-то здесь! Я найду! Найду!
А Цукерчек уже был на ногах. Правой рукой подхватил ранец. Точеное лицо исказилось бешеной гримасой, в левой руке будто сам собою появился «кольт».
– Опять этот сумасшедший, – вздохнула одна из пассажирок. – Боже, как он надоел со своими сценами!
Он немножко заикается, Питер, очень мило, будто от застенчивости. Из-за этого перед последним словом образовалась маленькая пауза и само оно получилось таким угрожающе свистящим: «ссскрывать».