Замешкалась лодка подводная от патриотизма такого, даже стрелять атомными бластерами прекратила, перископ свой вылупила, да рот от удивления открыла.
И был у них, как друг рассказывал, во взводе паренёк один — Омаром звали. У него отец то ли турок, то ли иранец, а мать украинка. Отец уехал давно, Омар с матерью рос и добровольцем в батальон пошел, говорил, что не мог просто так сидеть и ждать.
И тут Налетчик-Надька почувствовала (…вырезано цензурой…). Его рука опустилась (…вырезано цензурой…). Зубы сомкнулись (…вырезано цензурой…) указательный палец (…вырезано цензурой…) к нежной (…вырезано цензурой…). И вот наконец он (…вырезано цензурой…). Дразнящий, медленный ритм и краткие мгновения (…вырезано цензурой…). Опьяняюще (…вырезано цензурой…) фрикции, которые заставили затрепетать (…вырезано цензурой…). (…вырезано цензурой…) упала на пол в полном изнеможении и сладостной неге.
— Братцы мои, — говорит. — Мне ночью такое привиделось… Будто Янукович вернулся…
Тот сепар, что спичку вытянул, сказал, что он лучше на танк без гранатомета нападет. А тут он трусит, и нечего ржать. Потом пришел чеченец, который вечно своими сексуальными подвигами хвастался. Да тоже не смог, оробел. Видел, сказал, много разного. Но тут не могу, не тот случай.
Вернулся Леха через часок: усталый, грязный. Но дико довольный. А когда туман развеялся, парни вообще офигели.