Я неимоверным усилием воли подавил в себе инстинкты журналиста, которые просто заставляли меня включить камеру и записать все, что я вижу. Нельзя — говорил я себе — никак нельзя, поскольку обладать такой записью в одиночку невозможно, раньше или позже тщеславие заставит меня выложить ее в сеть, а значит и раскрыть себя — любой человек поймет, что снимали это со стороны, а к такому оператору будет много вопросов и у этого клана, остатки которого сейчас погибают, и у других, очень любознательных.