— Не дрейфь, мазута! Конфетку слепим из громыхалки твоей.
— Блин, я вам что, снайпер? — чертыхнулся механик, перебираясь в соседнюю воронку.
Действительно, немецкий корректировщик там, скорее всего, присутствовал, поскольку ни с какого более ракурса нельзя было четко разглядеть перемещающийся по низинке Т-70. И вражеского соглядатая требовалось обязательно уничтожить. Или, на худой конец, просто выкурить с насиженного места. Иначе дел он мог натворить много. Дел весьма неприятных. Ведь если первые ответные выстрелы германских панцеров явно ушли в молоко, то последующие всколыхнули землю уже в опасной близости от советского танка, и даже осколочно-фугасные рядом отметились, дважды.
— Точно, — подтвердил Синицын, поправляя каску. — Нема наших. Ну что, назад вертаемся?
Кацнельсон плюхнулся на землю, перехватывая поудобнее винтовку, прикладываясь к прицелу. Сквозь "просветленную" оптику было прекрасно видно, как фриц затравленно озирается, по всей вероятности, пытаясь принять решение. То ли юркнуть обратно, в спасительную тьму блиндажа, то ли попытаться на месте организовать некое подобие сопротивления. Однако ни того, ни другого он сделать не успел. Лязгнул затвор трехлинейки, сухо щелкнул выстрел. Раненый в бедро немец рухнул на землю, воя от боли, суча ногами, стараясь отползти, спрятаться от неизвестного снайпера.
— У-у, ворюга, — тут же пробурчал в микрофон Барабаш, правда, не со злостью или досадой в голосе, а, скорее, наоборот, со всем уважением. — Прямо жиган какой. Вот как зна…