— Короче, глуши моторы, Макарыч, и дуй по-быстрому к тридцатьчетверке. Это Постникова машина, радиостанция на ней точно имеется. В-общем, передашь, что…
— Случайно. Споткнулся я, вот он и промазал. А я — нет.
— Пойдете боевым охранением, — приказал сержант и пояснил специально для Марика. — Штык перед собой держи. Как что странное почуешь, останавливайся. На рожон не лезь.
Отняв пальцы от раны, сержант медленно поднимает "эфку" и аккуратно, стараясь не слишком спешить, отгибает усики на чеке.
— Ну, товарищ Ольга… хм… виноват, младший сержант Фомина… докладывайте, что тут у вас неладного происходит. Только кратко и по существу. Времени мало — нам до конца дня еще фашистов победить нужно…
— Есть, товарищ генерал-майор, — капитан вскинул руку к виску и, по-уставному развернувшись, покинул помещение. Выйдя на улицу, Афанасьев мысленно улыбнулся — на столе редактора уже несколько дней лежало заявление красноармейца Кацнельсона с просьбой направить его в боевую часть. "Ну что ж, уважим парня, раз сам командарм приказал. Да и статья эта… хорошая статья, если уж на то пошло, честная. Как было, так и написал, он же весь день в бригаде провел, да не в штабе, а в бою, с танкистами… Эх, жаль, мне нельзя — к строевой не годен…".