— Макарыч, ты как… живой? — срывающийся на фальцет голос казался чужим и слегка отрешенным.
Девушка морщит брови, поправляет упавшую на лоб прядку.
— Понимаем, чего уж тут не понять. Раз положено ногами не шаркать, значит, не будем шаркать, — ответил за всех Винарский, с интересом разглядывая ящики на стеллажах, выискивая знакомые ему маркировки. — Которые брать будем, товарищ… э-э… Леся?
— У, черт! — ругнулся сержант, глядя на вспухающий прямо по ходу движения склон. — Макарыч! Назад! Два лаптя. Вправо четверть.
Умирать не хотелось, но смерти Марик отчего-то не боялся. Хотя нет, боялся, конечно, просто ему казалось, что смерть — это еще не самое страшное, что может случиться. Гораздо хуже было бы не выдержать пыток и уйти из жизни, дрожа от страха и боли, моля о пощаде в надежде хоть на миг оттянуть неизбежное. А смерть? Ерунда, всего лишь сильный удар в грудь и… темнота. Мягкая, обволакивающая, сияющая сиреневыми и оранжевыми сполохами. И совсем не страшная.
— Вперед, Коля…вперед, — натужно дыша, прохрипел танкист. — В лесу… в лесу их встретим.