Майор опять замолчал, снял кепи и взъерошил короткие волосы.
"Ага. Кажется, там. Если не ошибаюсь, через скверик направо. Минут за пять добегу".
Еще можно воспользоваться огнем, что вовсю полыхает над хутором. Однако стоит выйти за пределы освещенного пламенем круга, и глаза, уже привыкшие к бликующим сполохам, сразу начинают моргать и слезиться, пытаясь восстановить утраченную способность. Способность хоть что-то разглядеть в густой темноте. Навалившейся вдруг, смертельно опасной, неведомой.
— Вломим, Сима! Еще как вломим… Бляха-муха!
— Стой! — орет Винарский, толкая ногами сидящего за рычагами Синицына.
— Угу, — буркнул сидевший рядом Марик, потирая виски. Не имея возможности наблюдать за ходом сражения, он весь бой проторчал рядом с командиром. Теснота боевого отделения и отсутствие информации никак не способствовали хорошему настроению. В горячке боя сержант несколько раз двинул бойца локтем в ухо, и теперь оно горело огнем и отказывалось воспринимать звуковые колебания. Даже обещанную рукоятку ему повертеть не дали. Обидно, хотел посмотреть, как воюют танкисты, а так ни черта и не понял. Только выкрики команд, глухие удары пушки, звон стреляных гильз да грохот снаружи. И еще запах, одуряющий запах пота, пороха и горелого масла. Дым и жар. Страх неизвестности, ощущение полной беспомощности и собственного бессилия. Ей богу, лучше с оружием в руках бросаться навстречу врагу, лицом к лицу, в яростную атаку, пан или пропал. Уж лучше так, чем каждый миг ожидать, когда прилетевший неизвестно откуда снаряд огненным всплеском стальных брызг оборвет жизнь закованного в броню экипажа.