Перевалившись через невысокий бруствер, лейтенант скатился в немецкий окоп и, привстав на одно колено, обвел взглядом разгромленное укрытие вражеских пушкарей. Перевернутое орудие его не заинтересовало, так же как и присыпанные грунтом трупы. Двадцать минут назад эту позицию, четвертую от оврага, хорошо "проутюжили" советские танки, и теперь даже личное оружие фрицев, если б оно кому-то понадобилось, пришлось бы выковыривать из-под пластов жирной перемешанной с корнями степных "сорняков" глины. А затем еще и очищать от налипших комьев, да и то — без особой надежды на результат.
— Ща найдем, — ответил мехвод и через минуту, покопавшись в танке, протянул новому члену экипажа наган с горстью патронов. — Стрелять из этой штуки умеешь?
— Наша форма, наша, — продолжал жарко шептать Кацнельсон. — Гимнастерки, сапоги, петлицы даже и знаки нарукавные. Только галифе синие, ну, как у кавалеристов или летчиков, ага…
И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли…
— Прямо как в склепе, — буркнул Винарский, выходя на середину этой бюргерской "гроссехалле", привыкая к потемкам, прищуренно озираясь. — Или в музее, чтоб его.