Гнусавая речь оратора, по прикидкам немецкого советника, должна была продолжаться еще минут пятнадцать, но внезапно "фюрер" умолк, развернув свой мотоциклетный шлем забралом к заходящему солнцу. Вместе с ним повернулись и стоящие в шеренгах. Самые дальние вытягивали головы, заинтересованные внезапной заминкой. Еще бы, какое-никакое, а развлечение. Как оказалось, на площадь неожиданно вылетел какой-то явно опоздавший к началу священнодействия "Гелендваген". Едва не опрокинувшись, он развернулся боком к скалящимся бандитам и, тарахтя мотором, застыл в скорбной позе. А поскольку "фюрер" терпеть не мог подобных припозднившихся ухарей, строй оживленно загомонил, предвкушая бесплатное зрелище по "разбору полетов". Но вместо этого…
— Ну? Долго я еще вас ждать буду, товарищи танкисты?
— Понятно, не дурак, — почесал в затылке сержант.
— Хм? А что ж тебя тогда в пехоту определили, мехвода готового? — усомнился командир.
— Убили Петруху, а Мирон…сука Мирон. Сдал всех, сволочь. Свояк у него полицаем оказался. Их там целый десяток в избу набился, да снаружи еще столько же.