— Блин! Ни хрена не видно, — раздраженно пробормотал Винарский, прильнув к прицелу, вглядываясь в темноту за бортом легкого танка.
После этих слов Леся вдруг попятилась, словно бы желая оказаться как можно дальше от сержанта, а затем, дернув плечом, резко развернулась и бросилась к стеллажам. То ли делая вид, что ей надо срочно отыскать что-то очень важное и очень нужное, то ли так оно всё и было на самом деле.
Опершись рукой о кафель, Володя приподнялся и сел, привалившись к сырой стене. Страшно болела голова. Боль пульсировала в висках, шумела, отдавалась в затылке. Мозги словно кипели, избавляясь от ненужных мыслей. Лейтенант помассировал веки, потер виски, а затем приложил пистолет кожухом ко лбу в надежде ослабить внутренний жар металлической прохладой затвора. И через несколько секунд боль действительно ушла. Точнее, утихла. В глазах прояснилось, однако давящий на барабанные перепонки шум не исчез. Тихий гул и какое-то то ли булькание, то ли журчание.
Такое решение вопроса казалось лейтенанту наиболее правильным. И именно этот вариант он собирался реализовать. На практике.
Короткий полет. Наконечник из легкого сплава вминается во вражескую броню. Шелуха оболочки растекается по поверхности, прилипая к размякшей, разогретой почти до тысячи градусов стали. Освобождая из плена прочнейший сердечник. Тот, что рвет слоистую толщу преграды, проникая внутрь. Внутрь железной коробки, мнящей себя непобедимой. Раскаленными брызгами врываясь в заброневое пространство фашистского танка. Громя всё на своем пути. И мертвую ткань бездушной машинерии. И мягкую, податливую плоть врагов. Считавших себя неуязвимыми. И просчитавшихся…
Короткая очередь ППШ прошлась по немецкому орудию. Метров со ста с небольшим. Одновременно с ней прозвучал выстрел из трехлинейки.