— Когда он в стране, невозможно устроить прием, я имею в виду достойный прием, не пригласив его. Если он приходит, это, конечно, весьма неприятно, а если нет — позор в глазах общества.
— Не стоит показывать, что ты напуган, Джим, — сказала она с презрением.
— Ты не дала мне возможности выработать собственное мнение.
Не сказав больше ни слова, он стоял у рабочего стола Реардэна и, прищурившись, смотрел на хозяина своими суровыми, холодными глазами. Это был взгляд глубочайшего сочувствия, который Реардэн когда-либо видел в своей жизни.
Его страсть к ней умерла в первую же неделю после свадьбы, осталась лишь потребность, против которой он был бессилен. Он никогда в жизни не был в публичном доме, но иногда ему казалось, что презрение к себе, которое он испытал бы, войдя туда, было бы под стать чувству, которое он испытывал, когда, не устояв перед желанием, входил в спальню жены.
— Так ли они безоружны? У них есть оружие против вас. Это их единственное оружие, но оно ужасно. Подумайте как-нибудь, что это за оружие.