— Скажу, что парень не дурак, с оружием по городу ходить. Слишком это опасно — он ведь не в Москве. То есть русский вначале действовал голыми руками. А я ведь сразу говорил, что дипломат не может быть таким прытким. Это точно — боевик из НКВД. Смотри сам, он вчера играючи положил семерых французов и, если бы не мой трюк с гранатой, убил бы их всех.
— В общем так, мужики, мы наследили. Поэтому давайте доставайте чуни и погнали дальше.
— Это да, только мы за два года привыкли, что в усадьбу, пока не позовут, входить нельзя… Нам это накрепко вбили…
Сначала Гальдерих толкнул речугу, в которой выражал радость оттого, что эти переговоры вообще состоялись, и выразил надежду на то, что делегаты сумеют прийти к соглашениям, устраивающим обе стороны. Потом высказался Артём Сергеевич. Он почти повторил слова генерала, но, по-моему, более красиво. Дальше стороны начали потихоньку прощупывать позиции друг друга. Фрицы осторожно интересовались суммами репараций и по каким критериям мы будем составлять списки военных преступников. Грозит ли Германии полная советизация или, может, всё обойдётся малой кровью. Что будет с частной собственностью? И насколько широко в бывшем Третьем рейхе будет актуальна идея «экспроприации экспроприаторов»?
Михаил тяжело вздохнул и завёл двигатель.
Зато в этой череде проколов была и удача — в кисете, среди нарезанных газет, были обрывки старой накладной, подписанной Горбуненко. Что именно он в этой накладной требовал, непонятно, так как верхней части не было, но после складывания всех полосок его подпись читалась на раз. Так что сомнения майора я не очень понимал. Даже если учесть, что хвостов от трофейного «виллиса» мы не нашли — учёт автотранспорта был поставлен несколько хуже, чем я рассчитывал, и «пробивка» по номерам двигателя не дала ничего, всё равно следы прямо указывают на начальника «десятки». И тот, умирающий, его фамилию назвал, и накладная…