— А что — место удобное. Не все, конечно, но хоть один батальон да сунется по такой хорошей дороге.
— Слыхал я про Колдуна. Да и живьём тебя видеть доводилось. Ты с каким-то майором у нас оберста забирал месяца два назад.
— Конечно, Илиа, и ещё раз прошу прощения.
— Товарищи, чего вы ждёте? Всем спасибо, все свободны!
Под эти мысли подъехали к расположению связистов. На крыльце стоял Гусев, важный, расслабленный и довольный жизнью. Ночью он отделился от коллектива и предавался развратным действиям с певичками из бригады фронтовой самодеятельности, поэтому сейчас был похож на утомлённого мартовского кота. Щурясь на солнце, он лениво лузгал семечки и только вопросительно поднял бровь, увидев меня в столь странной компании.
Так что удивление Верховного было понятно. Когда он заострил внимание на этом моменте, я и сам понял, что если человек, занимающий руководящий пост, не желает, чтобы именно его сын выполнял свой долг перед Родиной, то этот человек, по умолчанию, плевать на неё хотел, какими бы словами при этом он ни прикрывался. Действительно, служи сыночки всех наших боссов в войсках, причём не в Арбатском округе, а куда пошлют, то и кормёжка в армии была бы от пуза, и своеобычный армейский бардак уменьшился бы до невозможности. Ведь в любой момент грозный папа после письма сына смог бы надеть на кукан генерала, который силами бойцов решил построить себе дачу или который допускает, что прапора солдат обворовывают. Да и с дедовщиной бы покончили в два месяца. Но они своих детишек берегут и дальше ночного клуба не отпускают. А это значит что? Значит в критический момент ни папик, ни его дети, ни его семья не собираются оставаться в этой стране и сбегут, как только прижмёт.