— Что ты ему тогда такого наплёл, отчего этот аристократ к тебе как к пророку относится? И остальные с его лёгкой руки тоже… Мы бы, конечно, могли проигнорировать и эту просьбу, да и вообще переговоры, но в случае их удачного завершения речь пойдёт о сохранении жизней сотен тысяч, если не миллионов наших солдат.
— Я их сам отвезу, тем более что к Саблину из второго отдела заскочить надо.
Так бы и вздёрнули невыдержанного фрица, но на Белянино, где он сидел, был совершён налёт советской авиации. В общем, как в кино — от бомбы часть стены рухнула, и Макс, вместе с какими-то подозрительными личностями, тоже вырвавшимися на свободу, дал дёру. Часть из этих личностей были уголовниками, а вот двое оказались подпольщиками, которые слышали про немецкого офицера, вступившегося за мирных жителей. Они-то и притащили Шмидта в партизанский отряд.
— И что, много народу пошло фрицам помогать?
Я, кстати, на эту тему с Берией ещё в начале сорок второго говорил. Мол, рождаемость резко упала; и что мы будем делать через лет восемнадцать, когда в армию призывать почти некого будет? Специально тогда именно ар-мией в нос тыкал, чтобы пробрало получше. Правда, обстановка тогда к отпускам не располагала, но потом, когда всё стабилизировалось, выходит, вспомнили и реализовали хорошую задумку…
Оказывается, в СССР его раздражало абсолютно всё. И страна, и строй, и народ. Страна — за отсталость от западного мира, строй — за своё отличие от действительно демократического и продвинутого мирового общества, ну а народ — за то, что быдло и хамы.