— Не… форму не видел. А ругательства… — Витька наморщил лоб. — Точно! Слышал! Один, когда я газанул, крикнул — пся крев!
— Оружие — не проблема. А ты, выходит, о нас решил позаботиться… Понимаешь, что своя шкура дымится, но не уходишь… По какой причине, можешь озвучить?
— Делай, как я. Рацию только не зацепи, а то шумнешь случайно — наши это за сигнал примут…
— Господин Кольем, я понимаю вашу озабоченность, но поверьте, эта встреча ничем нам не грозит. Доктор Клабке уже почти три месяца является членом нашей антигитлеровской организации. Он очень порядочный человек. Два года назад Гюнтер не побоялся подать в суд на одного крупного гестаповского чина, когда тот в Бретани изнасиловал французскую девушку, а потом уничтожил всю её семью. Только дело повернули так, что сам Клабке чуть не оказался виноватым в клевете на члена партии, но в конце концов его просто перевели в этот городок.
— Ну в общем-то правильно орал. А ты что, действительно — добровольно сдался?
Я опять сглотнул комок и, погладив её по голове, отвернулся… Пипец вам, фрицы, настал! За время войны разных зверств насмотрелся по уши. Но они творились солдатами вражеской армии, и чего-либо другого я от них и не ожидал. Только ведь здесь гражданские немцы были! А девчата рассказывали, что у них даже не хозяин был, а хозяйка. Причём у неё было трое детей. Двое мелких пацанов и дочка — ровесница пригнанным с Союза девчонкам. И вот эта муттер четвёртую рабыню — тихую украинку с Полтавы насмерть кнутом забила за то, что она за свиньёй не уследила и та простудилась.