«Музыка Ричарда Хэйли несет в себе героическое начало. Наш век перерос это», — утверждал один критик.
— Это ты организовал доставку материалов к линии?
Поворачиваясь, чтобы взглянуть на Реардэна, Дэгни подумала: и это Хэнк Реардэн, с его отчужденностью, непробиваемой ледяной официальностью, его гордостью, основанной на том, что ничто не в силах возбудить в нем какие-либо чувства, лежит рядом с ней в постели после часов неописуемой, неистовой страсти, страсти, которая читалась в их глазах, когда они смотрели друг на друга, страсти, которую они хотели подчеркнуть и бросить друг другу в лицо.
Отблески алого зарева, исходившего от расплавленной стали, прокатились по потолку и рассыпались по стене. Реардэн сидел за столом в своем кабинете, освещенном лишь настольной лампой. За кругом ее света темнота кабинета сливалась с мраком за окном. Напротив него сидела Дэгни.
— В честь первых ста километров железной дороги из металла Реардэна, — ответила она.
— Генри, ты ужинал сегодня? — спросила его мать укоризненно-раздраженным голосом, словно то, что он был голоден, являлось для нее личным оскорблением.