Это, собственно, касается и остальных домочадцев. Всякий, кто не обзавелся привычкой регулярно объявляться в общей гостиной и оставлять там явные и недвусмысленные свидетельства своего существования, может быть сочтен пропавшим без вести. В некоторых случаях это довольно удобно, но чаще просто обескураживает.
Я не стал спрашивать, откуда он это знает. Знает, и хорошо. Мне достаточно.
– Ладно, – легко согласился Джуффин. – Можешь искать после полудня. И начни, пожалуйста, с меня. Понимаю, это будет непросто, но я дам тебе подсказку: в полдень я обычно сижу в одном красивом доме, построенном незадолго до окончания правления династии Клакков неподалеку от Большого Королевского Моста…
– Не то чтобы часто, но бывало. Но за последние три года ни единой попытки.
– Просто я не думаю, что это и есть ее воля, – сказал я. – Мало ли, кто что говорит – в том числе, самому себе. Моя художница хочет умереть только потому, что уверена, будто это единственный способ избавиться от немощи. Если человек, страдающий мигренью, никогда не слышал о существовании лекарств от головной боли, рано или поздно он взвоет: «Отрубите мне голову!» – потому что она совершенно невыносимо болит, и иного средства прекратить мучения он не знает. Вопрос: следует ли мне уважать волю этого страдальца, когда у меня карман набит пилюлями от головной боли? Например.
«Я не могу утонуть, – напомнил Шурф. – Эта неспособность – естественное следствие моего обучения в Ордене Дырявой Чаши. Причем данную информацию я сообщаю тебе далеко не впервые. Но заранее уверен, что придется делать это еще не раз».