Это я не то чтобы сейчас, задним числом понял. А прекрасно осознавал и в тот момент, когда снимал плащ-невидимку, кое-как спрятавшись от любопытных глаз за чужим забором, буквально в квартале от Явного входа в Иафах. Плащ, скомкав, сунул за пазуху – если я у нас не старик, а старуха, значит, мне полагается бюст. И не те мои годы, чтобы окружающих могла смутить его, скажем так, не совсем классическая форма. Зеркала под рукой у меня, увы, не было, но я всласть налюбовался собой заранее, перед выходом, и воспоминание было еще свежо. Я твердо знал, что прекрасен – в своем роде, конечно. И совершенно не опасался быть узнанным. Никаких шансов. Сам бы не узнал.
– О, да ты тоже заинтересовался наследием великого Тессара? – обрадовался Дримарондо, внезапно обнаружив во мне родную душу.
– Это на тебя так наводнение подействовало? – понимающе спросила Меламори.
– Ну что ты. Когда-то я и правда старался почаще держать тебя в поле внутреннего зрения. И, что бы ты сам об этом ни думал, вовсе не из любопытства, а просто потому, что таков был мой долг учителя. Ты в ту пору обладал удивительной способностью влипать в дюжину историй за одну минуту. И я, при всей своей беспардонности, далеко не всегда успевал за тобой уследить.
– Невообразимо и неописуемо, – честно ответил я.