При этом она каким-то образом опиралась… на меня самого. Словно бы весь мир был огромным разрисованным блюдом, дно которого балансировало на вершине конуса — и этим конусом был мой ум.
Но Птицы пришли ей на помощь еще раз. Они повернули несколько иероглифических колец на Кресте Безголовых, и Даше вдруг привиделась большая зеленая свинья с мешком украденных яиц. Когда эта карикатура исчезла, она ощутила впереди и внизу оплавленную шахту — и почувствовала свою собственную траекторию, безошибочно ведущую к черному провалу в земле.
Даша знала это лицо. Она видела его много раз… Но где?
Расстояние от меня до ближайшего офисного пролетария обычно не превышало пяти-десяти метров (самый близкий сидел прямо подо мной этажом ниже — его звали Кеша).
Кеша не понимал, как такое может быть. Она по-прежнему лежала перед ним, задрав разведенные в стороны ноги. Но он чувствовал: в живот ему уперлось что-то невидимое и острое, похожее на выставленный вперед локоть. Мэрилин словно стала невидимым комом, не совпадающим со своим нарисованным телом.
Это был легендарный герой русской древности — первый славянский транссексуал Данко, поднявший над головой свой «вырванный с корнем сексизм, разрывающий тьму патриархальной ночи таинственным розовым светом осциллирующей половой идентичности».