Но вот наконец над головой – массивные гребни продольных балок. Мы прижимаемся к мосту, словно ласточки или летучие мыши, прячущиеся от грозы. Мы должны подождать отставших. Мы должны атаковать по сигналу.
Однако, как я уже сказал, лейтенант Рудольф имел голову на плечах. Далеко он не пошёл. До небольшого холма, с которого открывался неплохой вид на «предмостное укрепление» мятежников.
Сказать, что в казарме меня не любили, – значит ничего не сказать. Не просто не любили – тихо ненавидели. За что? – за всё. Что мог отжаться от пола пятьдесят раз и не запыхаться, сделать «подъём переворотом» тридцать раз, когда у остальных едва-едва два-три раза получалось. Что ни разу не запутался в последовательности сборки-разборки штурмовой винтовки и на стрельбах выбивал девяносто очков из ста с предельной дистанции. Я старался не терять бдительности. «Темная» – дело такое, что и чемпион мира по рукопашному бою не справится. А я, само собой, чемпионом не был.
Земля под ногами смачно хлюпала, пропитанная... я хотел сказать, водой, но нет, это была не вода. Мутная жидкость, вязкая и плотная, вызывающая какие-то не слишком приятные аналогии с семенной. А дальше, дальше...
– А почему бы тебе не пойти и просто не утопиться в вашем замечательном море, гражданин? – вдруг спокойно сказала она. – Ты сберёг бы имперской казне немало марок, гражданин.
– Ну, хорошо, а они-то откуда взялись? – не отступал отец.